Типы семьи в европейской культуре
Сын и дочь
Отношение к сыну и к дочери в семье не сводится к формированию представлений о половой роли и месте мужчины и женщины в обществе. Проблема женской эмансипации — порождение протестантской культуры. В эпоху язычества такой задачи перед женщинами не было: «матриархат», «патриархат» — условные термины для обозначения исхода борьбы полов, точнее двух группировок внутри племени. Причем чаша весов могла склоняться в любую сторону.
Русская летопись рассказывает о том, как новгородские девки-уш-куйницы взяли приступом городок Кострому и учинили с местными мужиками «всяческое безобразие». Что касается любви, то в русском фольклоре воспевается сладкая ночь с «милым дружком» (любовником), а про мужей не сказано ни единого хорошего слова. Темы любви к мужу и счастья в браке нет. Любовник — образ положительный, а муж — отрицательный.
В раннехристианской и православной традиции место женщины так же четко определено, как и определены ее функции: воспитание детей (сына), послушание мужу, забота о детях и их защита, а также защита всех нижестоящих перед главой семьи и т. д.
Протестантизм (особо кальвинизм), ставящий в основу жизни дело, служение Господу земным трудом, подчиняет задачи воспитания семейному бизнесу и формированию из ребенка наследника. Традиционные женские функции приобретают новые черты: с одной стороны, связи «отец-жена», «сын (дети)-мать» становятся малозначительными по отношению к главной связи «отец-сын»; с другой стороны, женщина предоставлена хозяйству и сама себе, освобождена от диктата, поэтому может начать борьбу за свое место под Богом. Согласно протестантской догматике перед его властью все равны, и каждый (мужчина то или женщина) имеет шанс на спасение. Отсюда возникает предпосылка установления юридического и экономического равенства мужчины и женщины. Дорога к овладению традиционными мужскими ролями (маскулинизация женщины) открыта. Ни православие, ни католицизм не знали движения феминисток, суфражисток и пр.
Атеизм предлагает еще один путь эмансипации: полное избавление от обязанностей матери и ответственности ее перед ребенком.
Все три варианта освобождения женщины имеют вполне определенные следствия.
Драматизм ситуации, которая сложилась в семье в европейской культуре, конечно, не сопоставим с положением женщины в исламской культуре, Однако у такого положения есть глубокая причина. Идеальная модель христианской семьи включает в себя мать, отца и сына; место дочери не определено. В структуре идеальной семьи для нее нет места. Как это влияет на социализацию дочери, какую роль она может выполнять в христианской семье? Повод для размышлений и гипотез есть. Осмелюсь высказать одну из них.
Дочь в христианской культуре (и в патриархальной культуре вообще) выступает заместительницей жены-матери. В эпоху Раннего Средневековья, эпоху «двоеверия», это проявлялось в жестоком отношении отца к дочери, которое фиксировало «победу» (христианство как средство помогло!) мужчины-язычника над женщиной. Жену секли как маленького ребенка. Просвечивает грозный архетип отношений отца и дочери. Ритуал свадьбы говорит о том же: передавая дочь на руки мужу, отец символически стегал ее плетью, передавая плеть мужу из рук в руки вместе со своими отцовскими правами на дочь, так что муж становился вторым отцом (заметьте: отцом, а не братом или партнером — акцентируется вектор власти!).
В православии девочка может быть «заместительницей» матери, поскольку в модели православной семьи мать ближе к сыну, чем к отцу. Русская девочка, дочь — всегда «вторая мама». В песнях, сказках она, как правило, старше своего младшего брата. «Сестрица Аленушка» заботится о своем «братце Иванушке», который ведет себя весьма вольно и непослушно (как и положено более доминантному члену семьи), удовлетворяет его насущные нужды и оберегает от всяческих опасностей.
Отношение к дочери как «заместительнице жены», предполагающее «любовную» (сублимированную) эмоциональную связь, — стереотип, характерный для западнохристианской культуры. Сюжет сказки Аксакова «Аленький цветочек», как известно, полностью заимствован.
В западнохристианской (католической) модели семьи мать ближе к отцу, чем к сыну. Причем Бог Отец имеет черты Иисуса Христа!
Такова «балансировка» признаков в христианских моделях семьи: уменьшение значимости одного признака компенсируется увеличением значимости другого.
Подчеркивается любовно-эротическое отношение Марии и отца. Следовательно, дочь может принять только роль «второй жены», которую в норме любят и лелеют (а при отсутствии матери вдвойне), или (при аномальном развитии отношений) вступают с ней в связь. Проблема инцеста не имеет никакого значения в православной культуре, но весьма значима в культуре западнохристианской.
Впрочем, поведение Гамлета, принца Датского, также характерно для западнохристианской культуры: ревность (сексуальная по природе) к матери толкает Гамлета к убийству отчима. Отождествление себя с отцом в православии предполагает только «внутреннее» принятие власти в доме и в семье, а в западнохристианской культуре такое отождествление приводит к актуализации эротического влечения к матери. Поскольку оно запретно, влечение преобразуется в агрессию по отношению к объекту — мнимому препятствию на пути реализации влечения. Гамлет слишком отождествлял свое «идеальное я» с отцом, такова причина его трагедии. Правда, это всего лишь дилетантская психоаналитическая трактовка трагедии Гамлета.
Воспитание девочки в русской православной семье — воспитание будущей мамы, воспитание девочки в западнохристианской семье — воспитание будущей жены, даже не столько жены, сколько прекрасной дамы.
И лишь протестантская среда готовит девушку к роли деловой женщины, конкурентки мужчины на почве экономической деятельности, а позже и в других сферах жизни.
Воспитание мальчика в христианской культуре это, в первую очередь, формирование будущего отца, доминантного и несущего ответственность за семью (модель божественной семьи) или, реже, субдоминантного (Иосиф Обручник как идеал), но столь же ответственного. В последнем случае образы идеального и нормального мужчины расходятся: идеальный сильный и доминантный нормальный, тихий, кроткий и работящий. Возможно (это всего лишь гипотеза), социализация мальчиков в католической и протестантской семьях во многом облегчается за счет большей психологической близости отца и сына в модели семьи, чем в православной модели.
Есть в сценарии социализации, который предусматривается христианской моделью семьи, одна особенность, которая чрезвычайно, на мой взгляд, важна для формирования мотивационной структуры личности ребенка.
Христианский ребенок (мальчик) воспитывается с представлением об идеале, которому он должен соответствовать, но с которым он никогда не сможет сравняться или превзойти его, а тем более самому стать идеалом. Для понимания этой особенности требуется проанализировать представление о мессианстве.
Идея мессии (помазанника) не случайно возникла в иудаизме: поскольку Яхве требует от своего народа абсолютной святости и беспрекословной верности, цель эта не может быть достигнута без сверхчеловека, наделенного абсолютной властью, необычайными способностями и высшей святостью. Он должен явиться в определенный Яхве срок и происходить из династии Давида, чтобы выполнить сверхзадачу: умиротворить врагов своего народа путем завоевания. Идея победы над враждебными силами является центральной.
Поскольку проблема родства и генеалогии достаточно запутана, то потенциально любой ребенок может быть мессией и обладать гипер-способносгями. Поэтому за время существования еврейского народа неоднократно появлялись личности, претендовавшие на мессианскую роль. Возможно, этим объясняется особое отношение к мальчикам при их воспитании в еврейской семье: надежда на их способности выражается родителями, стимулируется мотивация достижений, оказывается эмоциональная поддержка любым творческим действиям и протекция развитию и проявлению способностей.
В христианстве мессия рассматривается не в качестве спасителя своего народа от врагов, а в качестве искупителя грехов всего человечества: талант (если такой термин можно здесь употребить) мессии есть талант страдающий, терпящий прижизненные муки во имя спасения рода людского. Мессия с точки зрения христианства уже родился: им был Иисус Христос. И нет особого смысла ждать проявления гиперспособностей, сверхчеловеческой одаренности от других детей. В лучшем случае они могут лишь приблизиться к некоторому идеалу бескорыстного служения своим талантом всему человечеству.
Христианская традиция, с одной стороны, как бы сдерживает притязания личности, избавляя ее от неадекватного уровня притязаний и завышенной самооценки, но с другой стороны, задает некоторый идеал или «потолок способностей» личности, который простой смертный превзойти не может, но может бесконечно близко приблизиться к нему. В христианской системе нет места личной исключительности: по сравнению со сверхспособностями Сына Божьего все прочие способности не столь велики. Так у ребенка формируется мотив стремления к совершенству (перфекционизм) в сочетании с личной скромностью: Творца не превзойдешь и сам Творцом и идеалом для других не станешь. Отсюда атрибуция (приписывание) личных творческих достижений не себе, а Богу, столь распространенная среди гениев, воспитанных христианской культурой (Моцарт, Микеланджело, Пушкин и т. д.): «Не я пишу, а Бог водит моей рукой».
← Назад | Содержание | Вперед →
|